Серия пятая «Бои местного значения»
— Любера!— заорала, завизжала Синтия и бесстрашно бросилась прямо на клетчатых!
Про люберов я знал, даже в ДК в станичке ходил на кино про какого-то Арлекино. Но так как был с тренировки, проспал, хотя, думаю, нахрена меня Мирошникова затаскивала на этот фильм? Считал всё это придумкой, а нет, вот, пожалуйста, дерутся с панками. Куда эта дура ломанулась? Не рассмотрят, что девка, дадут в бороду — сотряс обеспечен! Синти-Дина ловко на бегу вмазала кому-то ногой по яйцам и начала бегать вокруг памятника. А болгары-Атанасы, хотя и выглядели как девочки, повели себя как нормальные бойцы. Альберт ловко крутанул через себя пацанчика-бычка со стрижкой ёжиком. Его друзья, без воплей, молча вступили в схватку, раздавая оплеухи направо и налево. Я сунул панкушке из Берлина в руки сумку с котом, приказав сидеть за лавочкой и никуда не уходить. С разгона врезался в месиво, успел присесть и уйти от джеба в бороду, схватил за ноги «клетчатого», приподнял и перекинул через себя. Напротив меня нарисовался крепенький такой парняга в белой футболке, с огроменными бицухами и тоже стрижкой ёжиком. Из какого интерната вы сбежали, ребятки? А пацан здоров, прямо как Борька Драга, только пониже и пошире. А вот в боксе ему, походу, до Боряна срать и срать. Неуклюжие тычки, пытается прыгать–кружить, но масса не даёт. Ещё и ногами машет. Отмахнувшись от чьих-то рук, пытавшихся вцепится мне в футболку, стал нарезать круги вокруг любера, кидаясь словно пёс на тряпку и отскакивая. Даже ударить не успел. Пацан вдруг замахал руками и упал на карачки, попытался сесть и упал на спину, задрав ноги. Чего это он?
— Ээ, бля, харе!— заорал я наскакивающим на меня люберам. Вон вашему херово! Те не поняли меня, и пару раз я пропустил удар в плечо и увернулся от ноги, летящей в голову. Тоже гений ушу, походу. Поддел ногу рукой повыше, и ушуист-каратист шлёпнулся на жопу.
— Ментыыы!— раздался истошный вопль. Тут же рядом заполошно засвистели, и народ сыпанул в разные стороны, кто куда. Клетчатый качок валялся без сознания. Дёрнул пробегающего мимо одного из противников, тот сразу прыгнул в стойку.
— Да хватит, ёпть! Потом попрыгаем, заберите своего или помогите, видишь — чуваку вашему херовато! Глаза закатил!
Пацан понял меня правильно, я помог поднять ему здоровенного любера и мы, спотыкаясь, потащили бесчувственное тело к скамейке. Тут же нарисовались «парикмахеры» и без лишних слов подхватили бесчувственное тело под ноги. Навстречу из-за лавки выбежала Амаля-Сопля и на чистом русском заорала:
— Пиздуйте за мной, менты уже садик окружают бобиками!
И побежали мы странной компанией. По какой-то дорожке из жёлтого кирпича. Тихон выглядывал из сумки и радостно мяукал. Ну а где ещё станичный кот увидит пОляка, двух люберов и четверых «красивых парикмахеров», убегающих от ментов? По дороге из кустов выскочили ещё Паук и Череп с разбитыми носами и присоединились к нам. Пробежали под какими-то деревьями, потом перетащили бесчувственное тело через трубу. Затем прошли вдоль каменного забора и наткнулись на древнюю деревянную беседку. Звуков погони не слышно. Милиция бегает где-то в районе Невского, а мы убежали куда-то ближе к Фонтанке, за какой-то лицей.
Один из друзей Алика оказался вовсе не парикмахером, а врачом, Гариком. Быстро осмотрел валявшегося без сознания любера, посчитал ему пульс, заглянул под зрачки и борзо наехал на второго «клетчатого»:
— Чего, блять, он колол себе?
— Дак ретаболин какой-то и ещё что-то, он типа на массе,— покрутил ёжиком второй пацан,— Фаза на каче вообще повёрнутый. У него уже было, так что прямо в зале в подвале вырубался.
— У него давка скаканула,— пояснил Гарик,— колят всякую хрень себе в грудь в плечи, потом железки свои таскают, как идиоты. Ему нельзя столько веса на себе таскать. Головка слабенькая!
Доктор Гарик достал из своей сумочки, которую таскал на плече, какую-то ампулку, разломил, сунул под нос пострадавшему качку. Тот сперва не шевелился, потом чихнул и из бледно-синего начал превращаться в розового. Врач сунул ничего не понимающему пацану какую-то таблетку и приказал выпить. Запить нашлись остатки «пепси».
Любера сперва бычились на панков, показывающих им «металлическую козу», но потом поняли, что заключено перемирие. Потом все эти долбанные неформалы начали обсуждать «великую битву» у памятника. И блядь! Они договаривались, когда в следующий раз запиздятся! Нихрена не понимаю этих ленинградцев. Что, у них в этих столицах в головах?
— Ты откуда так русский-то знаешь?— спросил я панкушку Амалию, успокаивающую Тихона.
— Так, блин, я русская! А так да, из Берлина, у меня предки там служат. К деду с бабкой приехала в технарь поступать! А я тебе сразу понравилась, да?
— Аж сердце зашлось!— сбрехал я,— я сам первый день в Ленинграде, родичи тоже тут служат.
— Поступать приехал? Тебя в интернат сдали что ли, раз с ними не живёшь?
— А ну да, в спортивный. На лето вот отпустили.
— А ты прям, как иностранец какой: штанцы, маечка, прича такая, кот на поводочке. Насмотрелась на таких, когда в западный ездили. Так и не скажешь, что совьет юнион!
Подошёл Альберт, вздохнул ещё раз, видя моё милое общение с Соплёй:
— Энджи, давай, пока, удачно погулять. Не забудь — парикмахерская номер восемь, спросишь Тимофея, заходи, причешем!
— А кто такой Тимофей?— нихрена не понял я.
— Ну это я! А Альберт — это псевдоним!— он хохотнул, поправив свои залаченные волосы, и, наклонившись, шепнул на ухо,— не менжуйся, вдуй крашеной!
Похохотал и, в сопровождении своих дружков, свалил. По его словам, дорогу они знали и в такие переплёты попадали не в первый раз. Пацану-качку, представившемуся Фазой, постепенно становилось лучше и, поняв, что продолжения драки не будет, он начал спрашивать где я, в каком подвале качаюсь и какому сенсею хожу.
— Борян Краснодарский,— брякнул я от балды.
У пацанов-люберов глаза округлились.
— Фига, круто! Погодь, это не призёр Союза супер тяж? А, он же венгра положил нокаутом на первой минуте? Ну точно, он же с Кубани!
Во как! Даже здесь Борьку знают!
Панки сказали, что замели Плесень и Синтию и ещё несколько незнакомых мне пацанов. Но за Плесень переживать не стоит, тип кручёный и авторитетный. Завтра уже на какой-нибудь хате появится. А Синтию тоже отпустят по бырому, дядька у неё где-то в ментовке Калининского. Недавно дрались, а вот уже сидим, мирно беседуем. Тихон, почувствовав себя неформалом, прыгал по траве за кузнечиками и был вполне доволен жизнью. Поболтали ещё десять минут и общем строем проводили Фазу до остановки. Второй парнишка попёрся его сопровождать. Паук и Череп предложили забуриться на какую-то хату, типа там будет нихеровый квартирник, можно неплохо отвиснуть. Честно говоря, хватит мне уже прогулок с малознакомыми пацанами. Вечереет, но Светка меня дома пипец как не ждёт. До закрытия метро время есть, тем более, Амалия-Сопля уговаривает так настойчиво.
— Да я может не ко двору буду, не знаю никого!— попытался я отбрехаться.
— Захер, да брось! Такой тип угарный, с котом, с люберами гасился за нас,— начали прибалтывать меня панки,— с «мальчиками» качка спасали, кому рассказать — не поверят!
— Да поехали,— махнул я рукой,— Тихон, на базу!
***
В парадной или подъезде дома с «квартирником» первым, кого мы встретили, был высоченный и худой панк с выбритыми висками и коротким ёжиком. Ну панк как панк, ничего особенного. Только этот чудик держал на плече здоровенную свиную ногу. Словно дубинку. Чувак тыкал в кнопки лифта и насвистывал себе под нос.
— Хай, Кащей!— заорали Паук и Череп,— Ты к Электроду?
— Салам-пополам!— заржал Кащей,— Зырьте, что заработал сегодня! Пять туш порубал, думаю, чего к Электроду с пустыми руками идти!
Амалия пояснила мне полушепотом:
— Кащей мясником работает. Угарный тип, ещё в ВИА каком-то барабанит достойно! В прошлый раз на тусу с курицей пришёл! С живой!
Мне было пофиг, я хотел жрать! А свиная нога была свежая и такая аппетитная!
Из-за кота Кащей меня принял за такого же дурика, как он сам, а пока ехали в лифте, Паук скоренько рассказал о нашей битве с люберами, и я стал в доску своим чуваком. Не панком, но сочувствующим.
Нихрена себе квартирка! Потолки за три метра. Зал огроменный да ещё, походу, куча комнат. Нас встретил хозяин хаты, Электрод, вполне себе обычный такой парень за двадцать лет, только цепки на кожаной безрукавке и серьга в ухе. Даже разбираться не стал, кто пришел, махнул в сторону зала рукой: проходите, разувайтесь, место сами ищите. В зале на табуретках и на полу валялась куча народа. Возле стенки с ковром сидели две девчонки и пацан и что-то брякали на гитарах. Одна деваха лупила руками в барабан, зажатый между коленок. Херня какая-то... Однако Тихон, как заправский панк, выскочил из сумки, принюхался и рванул куда-то вглубь квартиры. Как искать потом этого мохнатого распиздяя? Кащей кинул свою свиную ногу на кухню и вышел на совмещенную лоджию покурить.
— Кащей, тебе нужна эта нога?— поинтересовался я у панка–мясника.
— Да нахрен она мне нужна? Своих хватает. Это так, Электроду закинул, пусть он теперь с ней мается.
Электрод, он же Эдик, забежавший на кухню и достававший из холодильника пакет с пивом, махнул мне рукой на заданный вопрос:
— Ой, да делай что хошь! Там найдёшь ножи, кастрюльки. Ток кухню не спали!
Ну вот и славненько! Нашёл здоровенную кастрюлю. Кащей, которому было скучно слушать гитарное треньканье, кухонным топориком довольно быстро и ловко порубал ногу на куски. Я продраил шкуру щёткой, вымыл мясо и закинул вариться. Надо час, не меньше, варить на сильном газу. Под разговоры с Кащеем начистил херову тучу картошки из мешка на лоджии, несколько луковиц и морковок.
На кухню, в сопровождении шикарной трёхцветной кошки, зашёл Тихон и, подмигнув мне, мявкнул. Этот своё не упустит, сто процентов вдул уже! Покормив котов остатками мяса, принялся готовить натирку для кусков свиной ноги.
— Захер, а что это будет?— поинтересовался Кащей, который тоже был со смены и, как и я, хотел кушать.
— Ну, рулька должна получится. Надо мясо подольше проварить, но, чувствую, не дождусь.
— О, ваше национальное блюдо! Ты ж, как мне сказали, поляк или как там, гагауз?
— Да какой там нахер пОляк? Дальние предки максимум. Так-то я с Кубани!
— Класс!— восхитился Кащей,— В этом году там, говорят, фестиваль рокерский был, наши многие ездили. Отлично, говорят, оттянулись!
— Это не в Архипке который?
— Ну да, где-то там, сам не смог поехать, с филками напряжно было! Пиздиловка с местными, говорят, знатная была!
— Аха-ха!— не смог я сдержаться,— Так я там был!
Так, весело беседуя, мы провели целый час. Иногда на кухню за очередным пакетом с пивом забегал Электрод. Пару раз появлялась Амалия, показывала какие-то таинственные знаки, которые я нихрена не понял. Народ курить выходил на другую лоджию и нам, в принципе, никто не мешал. В зале уже играл какой-то другой чувак и пел какую-то хрень про кладбища и могильных червей. Нудота и мудота, как выразился бы мой дед. Но все ждали какого-то Серёгу, который прям аж блять с журнала «Весёлые Картинки». Знаменитость, наверное, какая. Вот уж не думал, что панкам нравятся Самоделкин и Карандаш. В тот момент, когда я уже достал мясо из бульона и принялся начинять его чесноком с морковкой и намазывать сухим перцем, тот самый Серёга и припёрся. Из прихожки что-то поорали, забежала Сопля-Амаля, попыталась вытащить и показать мне этого долбаного Гурвинека, который якобы работал сперва в Доме Культуры, потом ушёл в журнал. Но мне было некогда слушать всякую чушь. Духовка разогрета, мясо готово к запеканию. Даже Кащею стало пофиг, он с вожделением глядел на бледно-розовые куски, обкладываемые картошкой. Наконец-то главная знаменитость квартирника уселась и начала напевать что-то про вечных ленинградских соседей финнов. Но концерт мы с Кащеем сорвали. Публика постепенно начала перетекать на кухню по запахам и советовать, как мне готовить рульку с картошкой. Электрод парнем был ушлым и снарядил кого-то из наиболее красивых панков в булошную. Хлеба дома не было. Кащей, как мог, отбивался от советчиков и выгонял всех из кухни. Серёга из журнала пытался что-то петь, но никто его не слушал, все обсуждали, как лучше готовить мясо. Но все сошлись на мнении, что пОляку Захеру виднее. Действительно! Кащей уже вымакивал хлебным мякишем вкусный и жирный сок. Одинокий Серёга из «Веселых картинок» что-то брынчал на гитаре в зале, но его никто не слушал. Всех гостей теперь больше интересовала рулька и картошка. А Кащей был организатором от бога. Пацана, которого посылали за хлебом, он припряг купить в каком-то «бистро» большую стопку бумажных тарелок. На них он быстренько покидал кусочки свинины и по несколько картошек, я покромсал пару батонов. Накормили всех и сами наелись от пуза, я даже привернул тарелку с собой, замотав её в целлофановый пакет.
— Кащей и Захер — человечища,— нахваливали нас панки, жуя за обе щёки и запивая мутным пивом.
— Электрод, у тебя самая вкусная хавка, тащи почаще Захера и Кащея на квартирники!
Электрод, довольный, принимал комплименты, заодно показал мне кучу банок с вареньем на второй закрытой лоджии.
— Захер, не надо вареньица? Бабка сказала всё освободить, а панкам только пиво подавай. Не жрут они варенье, собаки.
— Так, а сами что не кушаете?
— Ага, попробуй эти сто банок сожрать! Слипнется всё нахер, а бабуля уже новую партию закатывает!
— Слухай, так давай брагу из них поставим?
— Бражка! Класс!— восхитился Кащей, который ходил с нами.
— А как?— удивленно спросил меня Электрод.
Они нормальные тут? Не знают, как бражку ставить?
Взял две банки, отнёс их на кухню. Электрод по моей просьбе пошарился в шкафах и нашёл дрожжи. Кащей притащил с другой лоджии десятилитровый баллон. Я вывалил варенье в большую кастрюлю и, залив водой, перекипятил. Потом всю бодягу переложил в большую банку и залил чуть остывшим кипятком. Добавил ещё сахарку и, завернув дрожжи в марлевый мешочек, притопил его на дно.
— Да ты винодел, ёпть!— восхитились Электрод с Кащеем.
— Можно мне тоже мясца?— появился на кухне чем-то знаменитый Серёжа. Я наложил ему порцайку, и музыканта вытолкали нахер, чтобы не мешался под ногами. Баллон поместили на лоджию, на солнечную сторону, как сказал хозяин квартиры, и укутали одеялом.
— Завтра одень или перчатку резиновую на горлышко или гидрозатвор сделай,— проинструктировал я хозяина. Потом ещё минут десять объяснял, что такое гидрозатвор. Эх, где мой самогонный аппарат! Всё бы варенье в дело пошло!
Панки начали танцы под магнитофон, сделав музыку потише и пояснив, что всё-таки соседям мешать нельзя. Потихоньку запихнул Тихона в сумку и смылся. Пора на метро, уже достаточно поздно, а мне ехать чёрт знает куда. Провожать нас вышла трёхцветная кошка, мяукнула Тихону, потёрлась об мою ногу и ускакала в глубь квартиры. Пешком дошёл до станции «Невский проспект» и по синей ветке поехал до дома. Тихон пошуршал в сумке и заснул. Да и меня уже начинало клонить в сон. Добрался до своей станции без всяких приключений и, позёвывая попёрся в «офицерское общежитие малосемейного типа». Может Светкины гости уже разошлись? Или «сейшен» не состоялся?
Я даже позвонить не успел, дверь открылась, мне навстречу из квартиры вышла незнакомая девчонка с сигаретой в зубах. Покурить, наверное, возле лестничного пролета собралась. Она вылупилась на меня, даже чуть сигарету изо рта не выронила.
— Привет, а ты к Санте на тусу?— с интересом спросила она,— Давай посторожишь, пока курю, чтобы не запалили?
— Да, привет, а кто это — Санта?— удивился я.
— Светка Загреб, у неё родаки укатили. Ну что, посторожишь?
Да мне не трудно, могу и посторожить. Девчонка всё допытывалась, кто я такой, раньше она меня в кругу Светкиной компании не наблюдала.
— Да брат я её родной, из Краснодара приехал,— не стал я ломать комедию.
— Да не свисти! Надин и Женька сказали, что у Санты брат дундук-колхозан! А ты прямо чики-пики! Не, ну колись, ты с секции? Хотя нет, я тебя там не видела! Ну кто ты, блин?!
— Да брат я Светкин! Вот, кот докажет!
Кот ничего не стал доказывать, отмахнулся лапой и продолжил спать, мерно урча.
— Надин что ли на тебя запала?— начала рассуждать девчонка,— Так ты реально пацан с плаката! Блин, ты что, серьёзно брат? Ну не похожи совсем!
— Да я на деда больше похож! Покурила? Пойдём уже!
Девчонка по-хозяйски схватила меня за руку и потащила в квартиру. Очередная унылая вечеринка. Медляк и топчущиеся парочки. Светка сидит на диване нога за ногу и прихлёбывает какую-то бурду из стакана. Морщится, наверняка невкусно.
— А кого я привела!— заорала девчонка, затаскивая меня в зал. Парочки разлепились, и все присутствующие уставились на меня.
— А кто это?— округлили глаза девчонки.
Светка даже сперва не узнала меня и открыла рот. Потом до неё дошло, и она победным взглядом окинула подружек и пацанов.
— Анджи, братик пришёл! Как погулял?— кинулась она мне на шею, лыбясь в сторону подружек.
Надин и ещё пара девчонок не понимающе уставились на меня. Не узнают.
Я отцепил от себя Светку, вытащил мирно дремлющего Тихона и, погрозив молодёжи пальцем, ушёл на кухню.
— Светка, это что, твой Андж?— услышал я шепотки девчонок. Пацаны, походу, приссали и помалкивали. Первой за мной на кухню прибежала девчонка-куряка. Представилась без всяких кличек просто Настей и начала допытывать меня всякой фигней.
— А ты виски пил? Хрень полная,— пожаловалась она,— мылом так отдает. Пит Добрянский даже прорыгался. А ты же ведь с юга, да? Где ты такие штаны взял?
— Насть, а вы хоть закусывали? А то гонишь волну без устали.
— Да печеньки какие-то солёные и огурец, бухло какое-то невкусное,— пожаловалась Настя и придержала ногой дверь,— Надин, отвали, мы с Анджеем беседуем!
— Да Санта сказала, что у Энджа что-то выпить есть!— забормотала из-за двери Надька,— У нас нет ничего уже!
Ха! Да ты крестьянин! Какой сэм? У нас будет «виска», мы же столичная молодёжь! Куда мне, кубанскому колхознику, со свиным рылом в калашный ряд!
— Ага, сама орала, у Санты брат плуг-плугом, вруха! Надюха, я Анджа уже забила!— огорошила Настя.
Да не жалко мне самогона! Тем более, смотрю, несколько бутылок лимонада сиротливо ютятся в холодильнике. Лёд я закинул морозиться ещё перед выходом на тренировку. Пошёл к шкафу, снова распугав пацанов, жавшихся к девчонкам. На кухне, под недоуменным взглядом Насти, намешал один стакан и подал ей на пробу. Девчонка с интересом отхлебнула и задавила лыбу.
— Блин, вот это бухло! Не то, что это долбанное виски с мылом! Посылай этих чаек нафиг! Ржали, блин, над тобой, коровы!
Но мне было не жалко, и вовсе не из-за того, что я такой щедрый станичник. Устал я чего-то за сегодня. И возиться с подпившими школьниками особого желания нет. Зря что ли экспериментировал с дозами и рецептурами на Воробье? Сколько он ради науки этих вкусных штук опрокинул? Мешаем «сонные» варианты и ждём. И если всё рассчитано верно, то ещё полчаса, и всем будет пофиг на танцульки. Главное — поспать. Поэтому я щедро набалтывал лимонад с самогоном и льдом и оделял всех желающих, не смотря на ревнивое шипение Насти. Ну вот чего она ко мне вяжется?
Кубанские напитки сперва проявили себя «неуёмным жором». Хорошо, что в запасе была панковская рулька и картошка, которые я разогрел на сковородке. Светка, порыкивая, отгоняла девчонок и пацанов, хватая картоху и мясо руками.
А кто-то сегодня ржала надо мной и предлагала ещё сала и яичек принести на столь великосветский «сейшн». Сейчас бы и сало смели, и яичками не побрезговали. Пацаны были какие-то стеснительные и старались мне не попадаться. Женю, видно уже накрыло, и он начал «психовать», то с видом Печорина пялился в окно, не отвечая на вопросы, то гордо вскинув голову, шарахался из стороны в сторону. Зря он это делает. Сеструхе, конечно, нравятся романтичные и загадочные парни, но из себя она тоже быстро выходит. Светка что-то высказала, Евгений с видом обиженного первоклашки, кинулся к двери в надежде, что его сейчас начнут останавливать. Однако мой пендаль разрушил все его мечты. Никто из девчат за ним не бросился. Так называемый Пит Добрянский попытался мне рассказать:
— А чё будет! Ты вообще-то понимаешь, кто я?
Мне было неинтересно. А вот Надьке было скучно и она, ловко выкрутив ему руку, настучала ему по почкам. Мне даже разнимать пришлось. Обиженные пацаны гордо покинули нашу скромную квартирку. Девки, в тихую от меня покурив, собрались требовать от меня еще выпивки, но не осилили и не осознали, с чем имеют дело. Все вырубились! Раскидав на разложенный диван бренные тела и раздвинув раскладушку на кухоньке, я, разоблачившись, забылся беспокойным сном под тоненькой простынкой. Припёрся очумевший Тихон и, кое-как устроившись у меня под боком, замурчал. Посреди ночи Настя решила, что Анджею грустно и одиноко одному на кухне, поэтому, сумев взломать хлипкую дверь, просочилась и плюхнулась сверху на меня. Раскладушка, не рассчитанная на такие издевательства, сложилась, и я оказался на полу.
—Мяяааа!— возмутился кот и ушёл обратно под диван. Эта грёбаная Настя переливчато храпела, пуская слюни, и изредка смачно попёрдывала. Достал одеяло из шкафа, перекатил на него Светкину подружку и отволок к дивану в зал. Собрал хлипкую раскладуху, подпёр дверь стулом и уснул уже до утра.
Снилась мне станичка, самогонный аппарат и панк-Воробей.
