Часть I Критерии отбора

Предисловие

Второй том романа хотелось бы открыть словами старинного друга автора, известного ставропольского писателя Игоря Викторовича Пидоренко.

"Люди, такие же, как мы, люди более свободные"

Василий Звягинцев писал романы всегда. Наверное, с тех пор, как научился писать. Ну, это, конечно же, не точно, а вот когда был студентом медицинского института - писал. На лекциях, на семинарах. И до сих пор хранит те толстые общие тетради, заполненные убористым мелким почерком. Даже использует кое-что из них в новых романах.

Но обращаться куда-нибудь со своими творениями, пробовать опубликовать их Василий Дмитриевич тогда, в молодости, даже не пытался. Потому что понимал - не пройдет, чуда не случится. В те, далекие времена требовалась совсем другая литература. В советской фантастике космические корабли под красными флагами бороздили просторы Вселенной, на Земле царил благостный коммунизм, на вершинах гор стояли гигантские памятники Ленину, еды и одежды хватало всем, а единственным устремлением человека будущего было свершение подвига во славу человечества и, по возможности, прекрасная гибель во имя этой же славы.

Для восторженно глядящего на мир подростка такая литература, может быть, и была хлебом насущным, но людям, хоть чуть повзрослевшим и получившим способность видеть мир через критическую призму, розового киселя явно не хватало. Потому и создавал будущий писатель свои миры, такие, какими он хотел бы их видеть. Пусть пока только для себя и ближайших друзей. Но с верой, что когда-нибудь то, что он пишет, пригодится многим и многим. И продолжал жить: учился, служил в армии, работал в комсомоле, профсоюзах, милиции. Но, в свободное время, то есть, по ночам, продолжал писать.

А потом времена стали потихоньку меняться. Не то, чтобы сами по себе, люди их меняли. Преодолевали сопротивление других людей, уговаривали, спорили, доказывали, хитрили. Имеется в виду отдельно взятое, издательское дело. Вот так и появился на свет сборник ставропольской фантастики "Десант из прошлого", в котором половину томика занимала первая часть романа Василия Звягинцева "Одиссей покидает Итаку". Сборник едва попал к читателям, как в план издательства роман был поставлен еще большим объемом. Кто-то пытался возражать: "Читатель не одобрил еще и первую часть, а мы собрались выпускать весь роман отдельной книгой!" Но это были только слова, которые ничего уже не могли изменить, потому что писатель Василий Звягинцев начал свое победное шествие к душам так долго ждавших его читателей.

Роман "Одиссей покидает Итаку" был удостоен самой престижной литературной премии в области фантастики "Аэлита", получил и еще несколько. Он переиздавался снова и снова. Можно, казалось бы, почивать на лаврах, не написав более ничего, как, зачастую и бывает с авторами нашумевшей книги. Но Василий Дмитриевич как писал романы всю жизнь, так и продолжал их писать. На сегодняшний день их у него вышло более двадцати, причем, первые семь – это, собственно сам "Одиссей…" с продолжениями, а остальные - уже совсем, казалось бы, о другом... И написаны они так же мастерски, как и первые.

При взгляде на историю, как нашей страны, так и всего мира в целом человека порою охватывает некоторое тягостное недоумение: "Ну почему все именно так плохо случилось? Неужели нельзя было что-то изменить, пойти другим путем, помешать одним и помочь другим, чтобы не произошло ужасных трагедий, чтобы не погибли миллионы людей в бессмысленных и жестоких войнах, катастрофах, эпидемиях?" Нас всегда учили, что ход истории неизменен, она развивается по своим, незыблемым законам и личность не значит ничего.

А так хочется изменить уже свершившееся! Помочь людям избежать крови, смертей, болезней, дать истории шанс пойти другим путем. Альтернативная история - достаточно распространенный жанр. В советской литературе он не приветствовался, поскольку выходил за жесткие рамки марксистско-ленинских теорий. Сейчас же значительная часть новой российской фантастики посвящена именно альтернативным вариантам прошлого.

Хотелось что-то изменить в истории и Звягинцеву. И если в первой части "Одиссея..." к этому есть только приступ, то в дальнейшем герои романа "переигрывают" начало Великой Отечественной войны, а затем и всю Гражданскую войну! Здесь в полной мере проявился энциклопедизм исторических знаний автора, который с легкостью погружает читателя в атмосферу жизни былых десятилетий, позволяет почувствовать ее неповторимый вкус. И все романы написаны живо, увлекательно, да что там, просто мастерски.

Вместе с тем, Василий Звягинцев не стесняется ставить в конце каждой своей книги место ее написания - Ставрополь, чем привлекает внимание читающей публики к нашему, хотя и прекрасному, но все-таки провинциальному городу. Как-то так повелось, что знаменитыми становятся книги в основном столичных писателей, а если провинциальный автор добивается успеха, то немедленно начинает стремиться перебраться в Москву или Санкт-Петербург. Тех, кто не изменяет своей "маленькой Родине" можно пересчитать по пальцам. Вот одним из таких "пальцев" и является Василий Звягинцев. До сих пор книги ни одного ставропольца не издавались и переиздавались такими тиражами. За исключением, конечно, Александра Солженицина, но он, скорее, гражданин мира: А Звягинцева, между тем, в мире тоже читают. Маленький эпизод: по телевидению показывают американских солдат, высадившихся в Афганистане. И у одного из них в руках - книга Звягинцева!

Несмотря на большие тиражи, романы Василия Звягинцева трудно найти на полках книжных магазинов, а если они и встречаются, то это означает только, что издательство, следуя читательскому спросу, в очередной раз допечатало несколько романов.

Будучи прекрасным писателем, Василий Дмитриевич был прекрасным человеком и семьянином. С ним всегда можно было встретиться, поговорить, получить от него совет. Слава совсем не изменила его. И не уменьшила его трудолюбия, поэтому впереди нас ждали новые встречи с полюбившимися героями книг Василия Звягинцева и знакомства с еще неизвестными нам. Недаром ведь Василий Дмитриевич эпиграфом к первому своему роману взял слова Толстого: "Я буду писать историю людей, более свободных, чем государственные люди, историю людей, живущих в самых выгодных условиях жизни для борьбы и выбора между добром и злом, людей, изведавших все стороны человеческих мыслей, чувств и желаний, людей, таких же, как мы, могущих выбирать между рабством и свободой, между образованием и невежеством, между славой и неизвестностью, между властью и ничтожеством, между любовью и ненавистью, людей, свободных от бедности, от невежества и независимых". Ведь в глубине души каждый из нас мечтает быть именно таким человеком, не правда ли?

Игорь Пидоренко.

Часть I

КРИТЕРИИ ОТБОРА

Это было не раз, это будет не раз

В нашей битве глухой и упорной:

Как всегда, от меня ты теперь отреклась,

Завтра, знаю, вернешься покорной.

Н. Гумилев

Заснула она поздно, почти под утро, и, ощутив сквозь сомкнутые веки, что в комнате светло, успела с досадой подумать, что не стоило поддаваться на Димкины уговоры и ехать с ним на Ленинские горы, возвращаться ночью пешком, да еще и долго стоять в подъезде. Мало ли что он завтра уезжает… Сегодня тоже будет день. А вот на экзамен теперь придется идти не выспавшись.

И открыла через силу глаза.

В комнате было сумрачно, и за окном шел дождь. Сначала она увидела только это и лишь через секунду поняла, что не лежит в постели, а совершенно одетая стоит у окна и за окном не знакомый с детства проспект с гудящим многорядным потоком машин и бело-зеленым зданием Рижского вокзала вдали, а какой-то сад или парк, на первом плане густые мокрые кусты и мокрая трава, а дальше, за серой пеленой дождя, виднеются высокие мокрые глухие стены.

Так тоже бывало – думаешь, что проснулась, а на самом деле сон продолжается. И тут же она окончательно и очень ясно поняла, что никакой это не сон, а самая настоящая, хоть и странная реальность.

Захотела испугаться и не смогла этого сделать. Было только недоумение и словно бы оглушенность от необъяснимого перехода в совсем другую жизнь.

Оглядевшись, она увидела, что находится в большой и почти пустой комнате. На золотистом, с длинным ворсом ковре стоял низкий журнальный столик, возле него – два кресла. И все.

Нет, она ошиблась. Всю противоположную стену занимал тускло отсвечивающий, почти незаметный на фоне обоев экран. Как у телевизора, только во много раз больше.

Еще не зная зачем, она решила подойти, взглянуть на него поближе.

Идти было неудобно, в теле ощущались скованность и слабость, словно после долгой болезни. И еще – мешали очень высокие каблуки. Она таких раньше никогда не носила.

Экран вдруг засветился, и с каждым шагом свечение становилось ярче, а когда она подошла вплотную, поверхность стекла исчезла, растворилась, и в образовавшемся проеме она увидела другую комнату – роскошно, в эклектическом стиле конца прошлого века меблированный кабинет.

В стилях она, будущий архитектор, разбиралась хорошо и не могла не восхититься сложностью и тщательностью отделки стен и потолка, тяжеловесной изящной мебели.

Иллюзия была полной, и, только коснувшись рукой холодного стекла, она убедилась, что перед ней все же изображение.

А там, в кабинете, заполненном сумеречным тоскливым светом, за массивным письменным столом на резных львиных лапах, в черном кожаном кресле сидел человек и читал толстую книгу. Лампа под зеленым абажуром освещала часть стола – с блестящим кофейником, граненой хрустальной пепельницей, над которой поднималась вверх тонкая и неподвижная струйка дыма, и лежащим чуть сбоку большим черным револьвером.

Поза человека, наклон головы, подсвеченный лампой профиль показались ей знакомыми, и тут же она узнала его. Конечно, это Дмитрий, он же – мичман Дим, как она звала его по созвучию с именем героя романа Конрада. Они расстались совсем недавно, часа четыре назад, у дверей ее квартиры, но как он странно изменился. Лицо покрыто красноватым густым загаром – вместо ленинградской осенней бледности, на голове не курсантский ежик, а довольно длинные, выгоревшие на солнце волосы. И другая одежда. Не черная форменка с якорьком на погонах, а оливковая рубашка непривычного покроя. Но дело даже не в этом. Она вдруг поняла, что Дмитрий гораздо старше, лет, может быть, на десять, если не больше. Не юноша, а довольно-таки поживший мужчина.

Он поднимает голову, смотрит на нее и тоже узнает ее не сразу.

«Постой… Наташа? Это ты, Наташа? – Он слабо как-то и растерянно улыбается. – Откуда? Как давно я тебя не видел…» – «Почему же давно? Еще сегодня ночью…» Он отрицательно качает головой: «Давно, Наташа. Я уже начал забывать твое лицо. Да и ты, надо сказать, изменилась, совсем красавицей стала…» И вот только теперь она просыпается по-настоящему. До конца. И все понимает. Что действительно прошло очень много лет, что у нее уже была другая жизнь, в которой много разного случилось, но Димы в той жизни не было.

И вспоминает еще одно, самое главное, отчего ей наконец становится по-настоящему жутко…